30 день войны. Битое стекло и нить Ариадны.

Каждый день стал разбитым стеклом, по которому я иду босыми ногами. Я бы была рада не делать это, но у меня нет выбора. Ты или мертвая и безразличная (или как сейчас модно говорить с "нейтральной позицией"), или живая, но проживающая и эту боль, и эту ненависть, и эту любовь. Этого слишком много и иногда, мне кажется, что больше я уже не выдержу, и моё сердце остановится. Хочется крикнуть "Хватит! Я не была к этому готова". Но кому это кричать? Рядом только те, кому сейчас так же тяжело, а те, кому не так тяжело, никогда не смогут понять, и обязательно ляпнут какую-нибудь чушь, от которой станет только больнее.
Мариуполь, более 300 людей могли погибнуть под завалами, после бомбёжки самолётами мордора. Я читаю цифру 300, и не разрешаю себе увидеть это глазами, там были дети и женщины. Что-то внутри запрещает по довоенному привычно, с сопереживанием понять, как это, умирать несколько дней под обрушившимися обломками рядом с самыми близкими тебе людьми, которым ты гарантированно не можешь помочь. Предохранители внутри запрещают мне это понимать, потому что если бы не они, я давно сошла бы с ума.
Психика научилась выживать, она резко выключается при чтении новостей, которые трагичны. Ум стал отрывистым, мелким, потому что нужно успевать блокировать абстрактное мышление, позволяющее в полной мере воспроизвести мельчайшие подробности того, как это задыхаться под завалами, как это попасть в плен к оркам, как это видеть их на улице своего города и скрывать отвращение и ненависть к ним, как это быть ребёнком, на глазах которого гибнут родители, как это быть матерью младенца, которого тебе надо закрыть от пуль, как это не прятаться в бомбоубежище во время налёта, смирившись с тем, что можешь умереть.
Пришлось поглупеть, пришлось добровольно отказаться от многого, не только от внешнего, но и от внутреннего (воображения, глубины понимания), чтобы дать возможность не сойти с ума и сохранить душу живой. Я проживаю это всё, я запомню это всё, но сейчас я как будто под анестезией. Сегодня я увидела седые корни волос и поняла, что уже месяц живу в таком режиме. Чувство времени тоже искажено, потому что реальность стала невыносимой.
В уме я уже пишу методики, я уже знаю, какой будет эта Школа человечности, которую я воплощу после нашей перемоги. Чтобы смочь снять этот панцирь, которым мы вынуждено сейчас обрастаем, чтобы сохранить наши души, чтобы смочь выдержать эту боль, чтобы сберечь себя для будущего, и смочь восстановить не только Украину, но людей, но и себя.
Я говорю себе, сейчас тяжело, но думай о будущем, о том, когда этот ужас закончится и главной на этой многострадальной и героической земле будет не смерть, а жизнь. Мы будем жить, не все, но многие из нас. И от этой сопричастности со многими я чувствую силу. И я тянусь со всей мочи, через время и пространство в будущее, я тку нить Ариадны, из света и любви, которая сейчас всегда со мной, в моём сознании, в пальцах моих рук, которые с нежностью ощущают её тепло, и я держусь за неё, и иду, с гордо поднятой головой босыми ногами пока по битому стеклу.
На фото четырехлетний украинский мальчик, которому пришлось самостоятельно переходить границу.